Нюша – придумала тебя .... 0

Иногда кажется, что все кончилось. Была гонка, задыханье, любовь, чужая рука, какое-то лето в тыща девятьсот каком-то затертом году, целая жизнь. А потом – всё, исчезло, истаяло, изошло.

Ну и славно. Так и надо.

Особенно, если не получилось.
Случилось не так, как хотел.

А ничего не кончилось.
И всё получилось.

Всё – здесь и сейчас. Теперь.

И ребенок в тебе течет постоянно. И цветок – это глагол, а не существительное. И любовь – она, как выясняется, никогда не кончается.

Только не надо совать под руку части тела.
Они никогда особенно не были значимы. (Очень хорошо, что есть, что были, но не так уж и важно.) Потому что было значимо – другое.

Есть три эпохи у воспоминаний.И первая – как бы вчерашний день.Душа под сводом их благословенным,И тело в их блаженствует тени.Еще не замер смех, струятся слезы,Пятно чернил не стерто со стола –И, как печать на сердце, поцелуй,Единственный, прощальный, незабвенный…Но это продолжается недолго…

... Я давно просил прислать мне нижеприведенный рассказ в почту: "Это рассказ. Самый настоящий. Только у всех то, о чем Вы рассказывали, занимает три года или всю жизнь, а у Вас – три часа. Скопируйте, но уже не пишите, заново не сочиняйте...»
В почту мне это – прислали.

«...Я шла на встречу с другом, к которому отношусь с огромной нежностью, но, знаете, только недавно перешедшим в категорию друзей, то есть – с чуть более другом, чем приятелем.

А когда вышла из метро, и мы увиделись, то стояли и улыбались, как два идиота. Теми самыми улыбками, от которых даже лицо сводит. И, такие же нелепые и улыбающиеся, пошли куда-то выпивать. Сидели в каком-то баре за столиком на улице, я не могла даже есть, потому что, действительно, сидели и улыбались, потому что вдруг сработала не только химия, но и физика, и вообще, черт знает что.
Я ведь забыла совсем вот это – как можно быть настолько счастливой просто от присутствия другого человека.

А через два, что ли, часа – мне это выключили.
Причем, ничего не произошло, никто ничего не сказал и не сделал, вот еще секунду назад мы шли по узкой улочке, и я смотрела на чужую спину и думала, что, вообще, странно, как я еще жива – такого внезапного счастья не выдерживают. Слишком много.

И как ужасно, когда смотришь на спину и готова умереть от нежности, а еще через секунду поворачивают рычаг, и все это гаснет.

Как лампочка.

Еще через час я ныла, что устала, что похолодало, ветер, и думала, как бы быстрее уйти домой.

Уже после метро я шла и очень хотела расплакаться, именно сейчас, на улице, чтобы вернуться домой уже выплакавшейся и спокойной.

Потому что было полное ощущение, что по мне проехали танком. Или использовали в каком-то нечеловеческом опыте.»

..Но тикают часы, весна сменяет Одна другую, розовеет небо, Меняются названья городов, И нет уже свидетелей событий, И не с кем плакать, не с кем вспоминать. И медленно от нас уходят тени, Которых мы уже не призываем, Возврат которых был бы страшен нам. И, раз проснувшись, видим, что забылиМы даже путь в тот дом уединенный, И задыхаясь от стыда и гнева, Бежим туда, но (как во сне бывает) Там все другое: люди, вещи, стены, И нас никто не знает – мы чужие. Мы не туда попали… Боже мой! И вот когда горчайшее приходит: Мы сознаем, что не могли б вместитьТо прошлое в границы нашей жизни, И нам оно почти что так же чуждо, Как нашему соседу по квартире, Что тех, кто умер, мы бы не узнали, А те, с кем нам разлуку Бог послал, Прекрасно обошлись без нас – и даже Все к лучшему…

Все неправда. И всё к лучшему, но не к тому.
Ничего не уходит.

Только уже не нужно ни тела, ни постели. А может, только какая-то малость – подобие объятья и поцелуя. Как там? Прощальный... незабвенный?.. Да бог с ней, с его незабвенностью. Любой поцелуй – точка.

На узком перешейке между сном и реальностью. Между «быть» и «не быть». В точке «здесь и сейчас».

Чтоб сказать: прости меня за то, что я сделал. Прости меня. Люблю тебя. Спасибо.
Смотри, как я исчезаю.

И всё.